Михаил Лебедев
Тринадцать лет назад молодой старший лейтенант в союзной форме (фуражка с красным околышем, хромовые сапоги и галстук цвета хаки) спустился по рампе военно–транспортного самолета на бетонные плиты аэродрома города Кабула. Через три дня – направление в Баграм, через месяц – первый выезд в колонне, через год – медаль, через полтора – три трупа на руках при подрыве БТРа под Чарикаром. Тем самым старлеем был тогда автор этих строк...
Ничего не изменилось за минувшие тринадцать лет. Ни–че–го. Те же горы, та же пыль по колено, те же духи на дорогах, блоки и заставы, автоматы над койкой и несчитанные гранаты в прикроватных тумбочках.
По–прежнему аэродром называется "взлеткой", БТР – "бЭтэром", раненый – "трехсотым", деревья и кустарники – "зеленкой". Только тогда в нынешнем повсеместном камуфляже у нас щеголяли лишь комдив и начальник военторга. Тогда для попадания на войну требовался загранпаспорт, а из журналистов боевые действия освещал Михаил Лещинский – единственный и неповторимый.
Тогда мы стояли на чужой земле. В конце восьмидесятых ни у кого уже не оставалось иллюзий по поводу "интернационального долга" и прочих трескучих фраз Главпура. Никто не верил в то, что мы можем выиграть эту войну.
Сегодня мы опять стоим на чужой земле. Это политики могут убеждать друг друга в том, что Чечня – такой же субъект федерации, как Липецкая область. Что моджахеды в ближайшем будущем будут искоренены как класс. Что на обломках чеченского самовластья напишут кремлевские имена.
Чужая страна. Чужой народ. Чужая война. И превратить ее в Великую Отечественную не смогут все помощники Президента и генералы Генштаба вместе взятые.
Все это было, было, было... Мотоциклетные очки на запыленных лицах катящихся на броне войсковых разведчиков, потоки раненых в медсанбате, залпы "стингеров" и фугасы на дорогах. И нет уже разницы – Аргунское ущелье перед тобой или Панджшерская долина. Сегодняшняя Чечня – дежа–вю Афганистана.
"Здесь прожито и понято немало"
В Грозном был праздник. Праздник в полностью разрушенном городе – зрелище сюрреалистическое. Для того, чтобы воспринимать все происходящее как норму, нужно было пережить здесь две войны. Тогда ты становишься частью потустороннего ландшафта и привычно занимаешь очередь за гуманитарным хлебом, укладываешься спать в подвале своего разбомбленного дома, изучаешь Лермонтова и Толстого под треск пулеметных очередей.
В Грозном звенел последний звонок. Автобусы с выпускниками школ со всех концов города, миновав многочисленные блокпосты, благополучно стягивались к стадиону "Динамо". Торжественная городская линейка проходила на фоне разрушенной трибуны с обычными для подобных мероприятий педагогическими изысками – отрепетированными речами и запуском сизарей в голубую высь. И в этой милой заорганизованности явственно ощущалось дыхание довоенной жизни.
Грозненские выпускники ничем не отличались от старшеклассников любой российской школы. Так же старательно выполняли указания учителей, дурашливо подталкивали друг друга локтями, стеснительно выходили на тур вальса... Только выглядели они чуть старше. Что неудивительно, поскольку за время последних войн школьные занятия прерывались неоднократно. Девятнадцатилетний школьник – не исключение, а скорее, правило для Грозного. За время правления Масхадова в школах появился новый обязательный предмет – основы ислама. А в остальном каких–то особых изменений в обучении не наблюдалось. Правда, сегодня катастрофически не хватает предметников и занятия приходится проводить в руинах бывших школ.
Выпускники нарядны, веселы и полны оптимизма. Почти все намерены поступать в местный Институт нефти, который каким–то чудом продолжал функционировать в Грозном в течение всех последних сумасшедших лет. Звучит лезгинка, и среди зрителей азартно хлопает танцующим высокий стройный паренек. Видно, что и он с удовольствием ворвался бы в круг танцоров. Внезапно глаза у него гаснут, и юноша уходит от гремящей музыки сквозь толпу вчерашних школьников, раздвигая ее костылями и неловко подпрыгивая на одной ноге...
А над стадионом уже звучит мелодия школьного вальса, на головы танцующих сыплются цветы и разноцветными точками мелькают в небе воздушные шары, пролетающие мимо боевых вертолетов.
Без репараций и компенсаций
Эх, дороги... Пыль да "зеленка", да вертушки над головой. Колонна сводной автомобильной бригады везет топливо для двух полков в Ачхой–Мартан. Сорок бензовозов, штабная машина, в охранении – три БМП, четыре зенитных установки, два БТРа.
Инструктаж перед выходом:
– Приказ: перевезти дизтопливо по маршруту Ханкала – Урус–Мартан – Ачхой–Мартан. В случае нападения в бой не вступать, охранению прикрывать отход, остальным уходить с места боя. Держать дистанцию, из колонны никому не выходить. Никакого ремонта во время движения. В случае поломки – цеплять машину на буксир и тащить дальше. Вопросы?
Подполковник обводит взглядом строй запыленных, нагруженных автоматами и "брониками" водителей. Вопросов нет. Не первая и не последняя ходка по чеченским дорогам, разбитым гусеницами танков, авиабомбами, фугасными разрывами. По плотной летней зеленке, по крутым горным серпантинам, по вязкой грязи, мгновенно возникающей после быстрых кавказских дождей. "Ну, как говорится, крепче за шоферку держись, баран! Дай закурить, корреспондент. Не дрейфь, все будет нормалек. Шуруй на головную "бээмпэшку", пойдешь на броне с ветерком. Передавай привет Хакассии. Из Омска, говоришь? Считай, земляк..." Главная война сегодня в Чечне идет на дорогах. Партизанская, как ей и положено, с фугасами, обстрелами, провокациями. Фигурально выражаясь, тыл – это кровь группировки, а автомобильные войска – ее артерии. Сепаратисты каждый день пытаются эти артерии перерезать. За рулем "КамАЗов" и "Уралов" – пацаны чуть постарше грозненских выпускников...
Колонна вытягивается чуть ли не на два километра перед комендантским постом в Ханкале. Наконец сигнал по рации: "Вперед!" БМП мягким толчком начинает движение – поехали.
В боевом охранении – разведвзвод лейтенанта из Новосибирска по имени Олег. Татуированные, расхристанные черти, которым до дембеля осталось по два–три месяца. На броне человек по восемь, каждый следит за своим сектором обстрела. Под рукой пулеметы, автоматы с подствольниками, у всех наготове порции гранат. Во время движения развлекаются – вывинчивают и ввинчивают запалы, искоса наблюдая за реакцией напросившегося в попутчики журналиста.
Почему–то вспоминается младший лейтенант Малешкин из фильма "На войне как на войне" – как он гранату с выдернутой чекой из своей САУ вытаскивал. В кино все закончилось хорошо...
На очередном блоке остановка. Впереди недоброй славы чернореченский лес. Ждем "воздух". Пока авианаводчик ведет напряженные переговоры с вертолетчиками, начальник колонны майор Фетисов рассказывает: – Недавно получили новый приказ: во время движения колонны при приближении к особо опасному участку боевому охранению открывать превентивный огонь. Духи тоже люди – они, может, и задумали какую пакость, а тут по ним на ходу из пушек и зениток... Пока очухаются, в себя придут, мы уже далеко будем. Уж очень "чехи" наши "зэушки" не любят. Потому если все же и решаются нападать, бьют в первую очередь по зенитчикам... Все, по машинам – вертушки прилетели...
Под прикрытием двух "крокодилов" на полной скорости проскакиваем Черноречье. Перед очередным блокпостом вертолеты уходят обратно на взлетку. Опасный участок пройден.
Поступает команда "Стоп!" Но наша БМП перед остановкой неожиданно бьет углом брони стоящий в очереди на досмотр пустой чеченский автобус. Тот, в свою очередь, врезается во впереди стоящий "жигуль". Грохот, звон стекла, тишина. Интересный способ торможения бронетехники...
Водитель "бээмпэшки" смущенно прячется в люке, однако лейтенант вытаскивает его оттуда за шкирку и делает отеческое внушение, используя весь диапазон великого и могучего русского языка. Затем Олег с ходу и не выбирая выражений отметает все претензии чеченской стороны: не будет никаких компенсаций и репараций, спишем на войну. Все живы–здоровы, и слава богу. У нас боевой приказ. Вперед!
В выхлопах проходящей мимо колонны пострадавшие чеченские водители объяснялись между собой при помощи ожесточенной жестикуляции. Может быть, выясняли, кто с кем рассчитываться будет, а может, клялись отомстить гяурам за нанесенный материальный ущерб. Кто знает...
В остальном обошлось без приключений. Всю дорогу то справа, то слева на горизонте чадили взорванные мини–заводы по переработке нефти. Клубы черного дыма в безветренную погоду иногда скрывали солнце, и тогда окружающая картина очень напоминала ландшафт во время солнечного затмения. Затмение разума...
В обратный путь колонна шла повеселее, той же дорогой: Урус–Мартан, Алхан–Юрт, Ханкала. Очередное выполненное боевое задание без потерь техники и личного состава. Обычная работа.
На прощанье командир разведчиков философски заметил: "Ты знаешь, нас уже отсюда не выковырнуть, как грязь из–под ногтей. Мы эту грязь сами выковырнем. А не получится – вместе с пальцами отрубим!" Стоящий рядом "КамАЗ" с зенитной установкой был украшен по заднему борту надписью: "Лечим терроризм. Айболиты из Ростова".
Пограничное состояние
Итум–Кале – родовое село Зелимхана Яндарбиева. Теперь уже бывшее. Вокруг пасторально–идиллическая картина снежных пиков и тучных альпийских лугов. Однако сегодня на склонах гор вместо мирно пасущихся коров и овец танки, БМП и БТРы.
Основной статьей доходов значительной части местного населения до недавнего времени было отнюдь не скотоводство, а элементарная эксплуатация человека человеком. В общем, обычное рабовладение. Итум–Кале, наряду с Грозным и Урус–Мартаном, исторически считался крупнейшим центром работорговли на территории Чечни. По оценкам военных, до начала боевых действий в местных зинданах содержалось до шестисот человек – и чеченцев, и русских. На окраине села располагалось известное кладбище со стоящими вертикально деревянными пиками. Если на верхушке шеста имеется полумесяц, значит погибший не отомщен, его родственники еще не рассчитались с неверными.
Ныне от "комплекса двадцати семи бандитских комиссаров" (так его окрестили военные) осталась одна глинобитная ограда. Все деревянные шесты ушли на перекрытия блиндажей и землянок. Не особенно верится в то, что федералы совсем уж не могли обойтись без этих стройматериалов...
Итум–Кале – важнейший стратегический пункт, перекрывающий вход в Аргунское ущелье со стороны Грузии. Вначале его брали десантники, затем сюда пришли армейские части. Сегодня общее командование над федеральными силами в этом районе осуществляют пограничники. Главная задача – не допустить прорыва боевиков с сопредельных территорий и не дать уйти в Грузию отдельным группам сепаратистов.
Однако все не так просто. Пограничники уверены, что крупные отряды чеченцев (от десяти человек и больше) вряд ли пройдут через государственную границу незамеченными. А небольшим группам в два–три человека просочиться в Грузию из Чечни или обратно вполне возможно. Конечно, это не караван с оружием, но для стабильной финансовой подпитки моджахедов и такого канала вполне достаточно. А пока в Чечню поступают деньги из–за рубежа, говорить о полной и окончательной победе федеральных войск просто смешно.
Российские пограничники находятся в постоянном взаимодействии со своими грузинскими коллегами и потому владеют общей картиной. Вряд ли ее можно назвать слишком отрадной: на сопредельной территории находится на порядок меньше пограничных сил и средств, зато в ходе боевых действий в Грузию была вытеснена значительная группа боевиков. Сейчас они находятся там под видом беженцев и встречают самый теплый прием со стороны искетинцев – грузинских чеченцев.
В каком качестве рассматривать этих "беженцев" из Чечни сегодня – как мирных жителей или как потенциальных боевиков, – должны решать политики и дипломаты. У пограничников задача другая, неизменная на протяжении веков – держать границу на замке. Что они по мере сил и возможностей и пытаются делать.
Белла, чао!
Жизнь Беллы поначалу казалась ничем не примечательной. Родилась под Лугой, здесь же получила специальное образование и работу по профилю. Она не жаловала настырных незнакомцев и обожала летать на вертолетах.
В 1999 году судьба забросила Беллу в Чечню. Ей пришлось побывать под обломками грозненских домов, на развалинах Комсомольского и участвовать в боевых действиях. Белла стояла на полном котловом довольствии и была вполне довольна жизнью.
Здесь же, на войне, ей довелось испытать чувство материнства. Так получилось, что потом рядом с Беллой остался всего один из ее первенцев. Остальные не погибли, но оказались далеко от матери. К хорошим людям попали, и слава Богу...
Таково краткое жизнеописание суки Беллы – служебной собаки отдельной роты разминирования Ленинградского военного округа. За полгода службы в Чечне (именно службы, ни малейшей натяжки здесь нет) на счету у Беллы тридцать разминированных фугасов, а значит, не одна спасенная солдатская жизнь. Такие собаки в Чечне на вес золота. Причем в прямом смысле. В начале этой войны некоторые полевые командиры объявляли награду за головы отдельных служебных псов, сравнимую с суммой вознаграждения за жизнь старших офицеров.
В действительности ничего удивительного здесь нет. Минно–розыскные собаки вначале обучаются в специальных питомниках одновременно со своим вожатым. И лишь затем вместе с ним идут служить в войска. По ходу службы одни инструкторы увольняются в запас, на смену им приходят другие. И в этом есть определенная сложность. Но в конечном счете собака привыкает к своему новому напарнику и продолжает профессионально выполнять поставленные задачи.
А задача, по сути, одна – обнаруживать взрывоопасные предметы, содержащие тротил. Белла находит взрывчатку на глубине до двух метров и спокойно ложится над ней. После чего инструктор уверенно определяет месторасположение мины: аккурат между передними лапами собаки. Кстати говоря, лучший миноискатель в роте обнаруживает взрывчатку на глубине всего лишь до 40 сантиметров. Нюх у него не собачий...
Рота питерских саперов совсем недавно вернулась с боевых. Подчиненные майора Руслана Алахвердиева находились в Урус–Мартановском и Шалинском районах. Начинали "зачистку" печально известного села Комсомольское. "Зачистка" – это не то, что вы подумали. Просто саперы обезвреживали горы неразорвавшихся снарядов, которыми войска утюжили по весне Гелаевский форпост. Разрушенный населенный пункт был буквально нашпигован ими.
Восемь неизвестных бомб пришлось взрывать на месте. Вообще говоря, это работа специалистов из МЧС, но они здесь спасовали. С такими зарядами раньше питерцам сталкиваться не доводилось. Но зная в общих чертах принцип действия незнакомого взрывного устройства, пошли на этот эксперимент. И ничего, удачно. Все восемь бомб были взорваны.
Одной из задач, которые решала саперная рота, являлась прокладка троп в минных заграждениях для того, чтобы родственники могли забрать тела убитых боевиков.
– За бакшиш? – глупо интересуюсь я.
– Почему? – удивляется Руслан. – Я же говорю, задача такая была поставлена. На горе людей зачем наживаться?
Только в районе известного прорыва сепаратистов, где потерял ногу Шамиль Басаев, саперы вынесли 84 трупа. Не меньше тел было найдено и под Комсомольским.
И ладно бы только боевики подрывались на минах. Нет, минно–взрывные ранения получает и местная пацанва. Знают, что объект может быть заминирован, но все равно лезут на опасные участки – вдруг что для продажи найти повезет. Только в Шалажи за один месяц семь калек и десять погибших...
И все же первые признаки мирной жизни в Чечне появляются. Питерские саперы провели колоссальную работу по разминированию пахотных земель. Иногда в день обрабатывали до трехсот гектаров, и – без всякой пропаганды Росинформцентра – народ действительно пашет и сеет. Питерцы специально проверяли – на разминированных ими площадях сев идет по полной программе.
– Устали люди от войны,– утверждает Руслан Алахвердиев. – Наша рота здесь, в общем–то, мирные задачи выполняла. И отношения с местным населением сложились неплохие. Поверьте, что процентов восемьдесят чеченцев готовы вернуться к довоенной жизни. Часть горцев, конечно, складывать оружие не собирается. Но сил у них практически не осталось. Дожать их надо, однако решать эту проблему необходимо уже путем спецопераций при поддержке авиации.
"Мирная" рота майора Алахвердиева (за полгода двое убитых и четверо раненых) в тот момент готовилась к отбытию на место постоянной дислокации под Петербургом. На смену воинским частям, собранным со всех концов России, приходит 42–я мотострелковая дивизия, которая получит в Чечне постоянную прописку.
Готовилась к отъезду и саперная сука Белла. Зато в окрестностях Грозного оставались пятеро ее щенят, разошедшихся по различным частям группировки. Лишь один щенок уезжал с Беллой на север. По штату саперам положено иметь двух минно–розыскных собак.
Комсомольское
В видеотеке, которую привез с собой в Чечню Омский ОМОН, фильмов с крутым воином Сталлоне нет. Этого бы Рэмбо – в чеченские предгорья. Вот бы облегчение федеральным силам вышло. Хотя у него–то специфика другая. Он все больше у духов на подхвате. Ну–ну. На каждого хитрого Рэмбо всегда найдется омоновец с винтом. Или с автоматом. Или со "Шмелем". Или так, с голыми руками...
Через неделю после того, как смена омичей прибыла в трехмесячную командировку в Чечню, омоновцев направили на знаменитую зачистку Комсомольского. Туда, где окопался Руслан Гелаев и где армейская операция продолжалась чуть ли не месяц.
ОМОН получил задачу: произвести зачистку по правому флангу боевого порядка. Проще говоря, освободить от боевиков две улицы. Эти две улицы штурмовали неделю. Встречный кинжальный огонь гелаевцев был настолько плотен, что на свистящие в полуметре пули бойцы уже почти не обращали внимания...
Наконец взяли дом самого Гелаева, если можно назвать домом то, что от него осталось. Закрепились там, ночевали, отбивали все попытки боевиков вырваться из окружения. Ни один из сепаратистов на участке омичей не прошел... Не так. 117 гелаевцев вышли за кольцо федералов с поднятыми руками. Знаменитые кадры сдачи в плен боевиков в Комсомольском снимались как раз на участке, контролируемом Западно–Сибирским РУБОПом, в составе которого среди прочих были омские омоновцы и собровцы. Они укладывали "духов" лицом вниз на склоне горы, они забирали у них автоматы, они вели переговоры, они затем передавали их сотрудникам Минюста. Уникальную пленку, отснятую омичами в Комсомольском, мы смотрели в Алхан–Юрте вместе с начальником штаба отряда Юрием Тагильцевым. Казалось почти неправдоподобным, что со сдающимися ваххабитами обходятся вполне прилично. Незаметно было, казалось бы, неминуемого зубодробительства – непременного атрибута выпусков телевизионных криминальных хроник.
Однако никакого монтажа здесь нет, натуральные "исходники". Вот две снайперши выходят с поднятыми руками, вот на одеяле выносят бородача без сознания, вот один из федералов получает ранение...
За кадром осталось другое: как те, кому бойцы передавали пленных, отводили их за угол дома и заставляли рыть себе могилы...
– Я своих сразу оттуда увел, – замечает майор Тагильцев. – Могу сказать точно: на омичах лишней крови нет.
По гуляющим в Чечне слухам, из 117 сдавшихся боевиков в живых осталось человек двадцать. Зато торжествовать победу на поле боя прибыло сразу несколько генералов. Они расхаживали с видом героев–стратегов. Больше интересовались долларами, которых по оперативной информации у гелаевцев должно было быть немерено. "Зелень" действительно находилась. Только собровцы сдали сотрудникам ФСБ 14 тыс. долларов. Но лучше бы так же успешно во время операции генералы координировали действия войск, а то, как говорят омоновцы, потери федералов под Комсомольским чуть ли не наполовину составили от огня своих же...
Как бы то ни было, из Комсомольского омский ОМОН вернулся без потерь – единственный из всех отрядов особого назначения. И вновь потянулись рутинные дни командировки...
– Документы на машину.
– Мой брат – начальник районного ГАИ...
– Документы на машину!
– Да вот, посмотрите, – протягивается красочное фото, на котором водитель автомобиля заснят в обнимку с Гантамировым (или с Сайдуллаевым, или с Кошманом).
– Документы на машину, твою мать!!
– Я же сказал, мой брат – начальник ГАИ... – И так до бесконечности. То есть до тех пор, пока машина не будет арестована.
С омичами не побалуешь. Алхан–Юрт – стратегический перекресток, движение машин здесь наиболее оживленное. В день досматривается до тысячи единиц автотранспорта. Алхан–Юрт считается одним из самых жестких блоков на всех чеченских дорогах – омоновцы проверяют сто процентов автомобилей и мзду не берут, чем немало удивляют и раздражают местное население.
Последний бой
Диспозиция
От Алхан–Юрта до Алхан–Калы несколько километров. Алхан–Юрт – родовое село противника Масхадова Малика Сайдуллаева, председателя Госсовета Чеченской республики, проживающего в Москве. Алхан–Кала – вотчина Арби Бараева, одного из самых известных террористов второй чеченской. В Алхан–Юрте полно разрушенных после многочисленных зачисток зданий. Алхан–Калу за две войны не трогал никто. В Алхан–Юрте стоит омский ОМОН, в Алхан–Кале нет ни одного федерала... Утром 2 июня омичи получили приказ: выйти на зачистку Алхан–Калы. В этот день они находились в резерве, а третьего вошли в село. Зачистка проводилась по мягкому варианту – без стрельбы, без зашвыривания гранат в подвалы, без укладывания носом в землю мирного населения. Обнаружили одну машину без документов, изъяли пару охотничьих ружей – на этом все и закончилось. Больше бензина пожгли...
Правда, когда уже зачистка подходила к концу, неожиданно подлетела на двух БТРах группа какого–то федерального спецназа, подорвала дом Арби Бараева и тут же быстренько уехала из Алхан–Калы, оставив в селе непричастных к этому делу омичей.
Камикадзе
1 июня истек срок трехмесячной командировки в Чечню омских омоновцев. За эти три месяца омичи брали Комсомольское, защищали Алхазурово, Шами–Юрт, Гехи, каждый день досматривали машины на блокпосту в Алхан–Юрте, изымали оружие, боеприпасы, неучтенный бензин. Замены ждали, как дошкольник дня рождения... Но в Омск со дня на день должен был приехать Владимир Рушайло, а потому срок командировки увеличивался на неопределенное время.
Наконец долгожданная весть о том, что смена прибывает в Моздок, докатилась до затерянного в Чечне гарнизона. Командир отряда Леонид Марков отправился в Осетию встречать заменщиков. Седьмого утром колонна вышла из Моздока в Алхан–Юрт. И вот по рации в расположение ОМОНа сообщили – готовность номер один. Смена уже в Алхан–Юрте, братается с земляками, несущими дежурство на блоке. Можно переодеваться в новую форму, готовить рюкзаки и собираться с легким сердцем в обратный путь.
В шесть вечера – служба есть служба – произошла смена на постах. На пост номер один, возле шлагбаума, который перекрывает въезд в здание алханюртовской школы, где размещался ОМОН, заступил Дмитрий Сафронов . Дежурный по отряду Радимбег Шерифов спустился из дежурки переодеться к себе в комнату, разбудил Виталия Иванова , сообщил, что замена на подходе. Они надели новую форму, вышли из здания и сели на лавочку к первому посту пощелкать семечки вместе с часовым и находившимся здесь же Анатолием Базылевым .
Внезапно на дорогу, ведущую к школе, выскочил "уазик". Машина резко свернула вправо, пробила сетку "рабица" рядом со шлагбаумом и, не снижая скорости, понеслась в сторону поста. Все произошло в считанные секунды: опешив от такой наглости, Дмитрий Сафронов успел встать, из "уазика" раздался женский крик "аллах акбар!", и над Алхан–Юртом прогремел оглушительный взрыв. До стены школы машина, начиненная взрывчаткой, не доехала метров пять. Дима Сафронов и Толя Базылев погибли на месте. У Радимбега Шерифова практически оказалось оторванной нога, множественные проникающие ранения получил Виталий Иванов .
"Уазик" разбросало на сотни метров вокруг. Две стопы и женский скальп, найденный на крыше школы – все, что осталось от двух ваххабитов–смертников. Деревья, растущие во дворе, срезало, как косой, на месте взрыва не только выгорела трава, но и оплавились камни, превратившись в стекловидную массу.
Саперы ОМОНа оценили мощность взрывчатки в 100–150 килограммов тротила. Спланирована акция была очень грамотно – вся сила взрыва оказалась направлена на школу. Если бы "уазик" смог прорваться дальше, к крылу здания, где хранились бочки с бензином и соляркой, последствия теракта были бы гораздо трагичнее...
Под огнем
Впрочем, все это омоновцы осознали позже, вспоминая и детально разбирая нюансы нападения ваххабитов. Тогда же, сразу после взрыва "уазика", в Алхан–Юрте завязался нешуточный бой.
Не успели осыпаться камни на крышу школы, как в здании раздался еще один взрыв – бандиты ударили по расположению из подствольника. Практически все, кто находился внутри школы, получили контузию еще в первый момент нападения. Однако бойцы мгновенно заняли места согласно боевому расписанию и начали отражать атаку боевиков.
Рассказывает начальник штаба отряда майор Юрий Тагильцев: "В момент взрыва я находился во дворе школы. Как был – в тапках на босу ногу и в разгрузке на голое тело – вступил в бой. Сразу дал команду гранатометчикам – обработать все окружающие школу здания. На крышу поднялись пулеметчики, заработал АГС...
Бегу в дежурку, а там – никого. Все похватали автоматы и воюют. Я по связи передаю нашим на блок: "Не суйтесь, – попадете под перекрестный огонь. Сами справимся, боеприпасов достаточно..." Потом оборону скорректировал – боялся, что пока мы в одну сторону поливаем, нам могут в тыл зайти..."
Духи вели огонь с севера, со стороны речки Мартан, с окружающих относительно высоких зданий Алхан–Юрта. ОМОН отвечал из всех видов оружия. Валерий Залагаев бил из гранатомета со второго этажа – его накрыло ответным залпом. На крыше ранило в голову Александра Любенко. Получивший ранение в руку, контуженный, Дима Буняев одной рукой стрелял и стрелял из АГС, пока заряды не кончились. С залитым кровью лицом вел огонь Александр Савчак. (Счастливая случайность: пуля попала Александру в затылок, по касательной вдоль черепа обогнула голову и вышла рядом с ухом). Контуженные, посеченные осколками стекол, с обоженными от раскаленных стволов руками, омоновцы отбивали атаку боевиков почти полтора часа...
Поддержка
В суматохе не сразу заметили первых раненых, которых завалило камнями. Потом стали вытаскивать Шерифова и Иванова под шквальным огнем. Срочно был нужен "воздух" – вертолет на эвакуацию и боевые "вертушки" прикрытия.
Рассказывает капитан Михаил Кабаков: "Из дежурки по связи выхожу на "Париж" (временная комендатура в Урус–Мартане). Кричу: "Десять–три–один! Десять–три–один!" Оттуда отвечают: "А че это такое?" Я ему: "Сука, открой таблицу кодов!" – "А у меня ее нету." – "..., у нас бой идет, уже "двухсотые" есть, ...!" – "Постой, ты так не говори открытым текстом, нельзя..." В общем, до Урус–Мартана проще было без связи докричаться. Наконец, плюнули, вышли напрямую на Моздок. Там сразу сориентировались, вывели на Ханкалу. Ну а уж как с вертолетчиками связались – буквально минуты через три "вертушки" зависли над школой..." МИ–восьмой спустился рядом со зданием. Пока в него грузили первых раненых, "духи" саданули по лопастям из подствольника, борт прошила автоматная очередь. Не успел вертолет оторваться от земли на десять метров, появились новые раненые. Передали летунам, те опять подсели – и так еще пару раз – под огнем, под разрывами и треском очередей.
Омичи не раз добрым словом поминали вертолетчиков – и за эвакуацию, и за огневую поддержку "крокодилов". "Воздух" запрашивал направление, омоновцы указывали его трассерами и ракетами, и тогда уже обозначенный участок вспахивали НУРСы.
... А в это время прибывшая смена на блоке вначале приняла мощный взрыв в районе школы за очередной подрыв саперами изъятой взрывчатки. Но когда стало ясно, что ОМОН вступил в бой, омичи собрались немедленно двинуться на выручку товарищам. Подполковник Леонид Марков принял единственно верное решение: у заменщиков по одному рожку на ствол, много новичков – значит, всем соваться под обстрел не имеет смысла. Остановил проходящий по трассе чеченский "пазик", выкинул из машины водителя, собрал человек десять из опытных бойцов–"афганцев", взял вновь прибывших медиков и рванул к школе.
Подъехали, насколько это было возможно, выскочили из автобуса и через футбольное поле добежали до своих. Но здесь уже бой подходил к концу – вовсю работали "вертушки", улетел борт с ранеными... В общем, когда подоспела подмога в лице ярославского ОМОНа из Урус–Мартана, все уже было кончено.
После боя
Соседи из новгородского ОМОНа, стоящие рядом с Алхан–Калой, наблюдали бой омичей невооруженным глазом. Когда узнали, что у коллег уже есть "двухсотые", начали методично накрывать бараевское село из гранатометов. Кстати, те же "варяги" и сообщили омичам, что сразу после того как стихла перестрелка, в сторону Алхан–Калы на большой скорости прошли две легковушки, полностью набитые людьми. Новгородцы пытались их накрыть, но, видимо, не сумели.
В чем абсолютно точно уверены омичи, так это в том, что нападение было совершено сторонниками Арби Бараева. Местные алханюртовцы точно ничего не знали о готовящемся теракте – до последнего по близлежащим улочкам чеченцы гоняли коров, там же играли дети. Бараевцы прекрасно понимали, что в ожесточенном бою не обойдется без потерь мирного населения, и тем не менее напали на омский ОМОН без предупреждения своих соплеменников. После боя омичи прикинули: человек двадцать положили они, еще примерно столько же погибло под ракетами с "вертушек". Сколько из погибших "чехов" было настоящих боевиков – одному Аллаху известно...
Командир алханюртовского ополчения имел неосторожность заглянуть в расположение ОМОНа, когда уже все закончилось. Успел только спросить: "Ребята, помощь нужна?" На что получил ответ: "Спасибо, вы нам уже помогли" – и удар ногой в голову. Один из офицеров отряда еле увел доброхота от омичей, которые гонялись за ним с железяками в руках...
А вечером омоновцы колотили из подручных материалов гробы. Наутро выехали колонной в направлении Моздока. За последней машиной по чеченской пыли тащилась привязанная метла – традиционный амулет всех уезжающих с войны – заметать следы, чтобы не возвращаться обратно...
В Омске все омоновцы, прибывшие из Алхан–Юрта, были награждены приказом командования нагрудным знаком "За службу на Кавказе". Теперь они на законных основаниях могут КУПИТЬ эту награду в магазинах военторга за сто своих кровных рублей. Знаков, однако, пока в продаже нет, и когда будут – неизвестно.
Коммерческая война
Ничего не изменилось за минувшие тринадцать лет. Ни–че–го. Только чеченское дежа–вю выглядит страшнее афганской войны.
Руины Грозного, Итум–Кале, Комсомольского можно, конечно, считать разрушенным до основания миром насилия, только вряд ли это будет даже полуправдой. Просто мир был разрушен насилием. Не чеченцы в этом виноваты и не военные. Виноватых нет – в Кремле их, как известно, не бывает. Члены Политбюро, втянувшие страну в афганский конфликт, мирно почивают в бозе. Политики, своими руками и умищем взрастившие Дудаева, Басаева, Бараева, отдыхают на пенсии, проявляют свои организаторские способности на другом поприще, идеологически обосновывают сегодняшнюю войну. Все при деле, при званиях и должностях. А как вы хотели? Политиками такого уровня не разбрасываются, они всегда могут пригодиться, особенно в свете грядущего укрепления государственности и вертикали власти.
Нынешняя пропаганда единственно возможного военного решения чеченской проблемы, спору нет, ведется грамотно и с полным знанием дела. Боевой дух войск укрепляется "Росинформцентром" денно и нощно. И это правильно – армия должна выполнять боевые задачи без оглядки на тыл, без плевков в спину, без нервотрепки и дерганых команд. Но вся печаль в том, что психологической обработке в милитаристском ключе подвергаются не только военные, но и все цивильное российское население. "Правозащитники – дуры, Путин – молодец!", "Война до победного конца!", "Мочить чернозадых в сортирах и других точках суши"... Когда примерно так говорит мичман морской пехоты, потерявший неделю назад двоих контрактников – это естественно. Противоестественно, когда нечто подобное вещают депутаты, которые порох и портянки нюхали в лучшем случае двадцать лет назад во время месячных послеинститутских военных сборов.
Вы бы, братцы, хотя бы тот же месячишко пожили в Чечне! И не в окружении генералов и полковников, не в качестве экскурсантов–контролеров, а по–человечески – среди саперов, ночующих в спальниках под проливным дождем где–нибудь под Шали; на блоке, под автоматными очередями; в холодной палатке погранзаставы, прикрывающей высокогорный перевал в Тусхорое...
Посидите пару дней в приемном отделении медсанбата в Ханкале, где поступающие раненые – не в отглаженных "синьках", а в пыли, крови и блевотине. Прогуляйтесь по незачищенному Урус–Мартану – есть шанс, что останетесь живы. А уж потом, ради бога, – рассказывайте нам о вящей надобности войны до победного конца любой ценой.
Цена у войны одна – человеческие жизни, ежели по–нормальному, по–людски. А если рассматривать это дело с точки зрения политической целесообразности, государственной необходимости, национальных приоритетов и прочих столь любимых чиновниками определений, то цена окажется совсем иной. Измеряться она будет в другом эквиваленте – долларах. Валюта стабильная, ликвидная, не в пример солдатской жизни или ампутированной ноге чеченского пацана.
Эта война кому–то очень необходима. Это – бизнес, серьезное коммерческое предприятие. В Чечне крутятся такие деньги, которые и не снились самым успешным новым русским. Простой пример – мелочь, упомянутая к слову одним из управленцев группировки за дружеским столом... В Ханкале ждали Путина. Когда прибудет Президент, изъявивший желание лично поприсутствовать при отправке эшелона одной из войсковых частей к месту постоянной дислокации в России, – одному богу известно да службе охраны. Сутки ждали, двое. Наконец прилетел Владимир Владимирович на истребителе, сказал речь перед телекамерами и отбыл восвояси. А в это время два дня на подходе к Ханкале дожидался разгрузки эшелон с кефиром. Кисломолочный продукт оказался безнадежно испорченным. Пришлось списывать. Целый эшелон... Да что там кефир – по всей Чечне день и ночь горят взорванные федералами мини–заводы по переработке нефти. По всей Чечне вдоль дорог стоят бутыли с желтоватой жидкостью и рекламными табличками "бензин российский". Как рассказывают военные, сразу удалось уничтожить 10–15 процентов таких заводиков. Остальные приказано не трогать. Не за красивые чеченские глаза, разумеется.
...Центр ваххабизма и работорговли Урус–Мартан. Полгорода – особняки, похожие на новорусские виллы, отстроенные еще в семидесятые–восьмидесятые годы (работорговля процветала в Чечне всегда – это не есть открытие сегодняшнего дня). Город не зачищался с начала этой кампании. Почему? Вы что, маленькие, что ли?.. Под боком у омских омоновцев – крупное село Алхан–Кала. Там живет вся семья Арби Бараева, он сам неоднократно туда наведывался. Никто из федералов в Алхан–Калу ни разу не заходил. Омичи могли попытаться взять на месте одного из самых известных чеченских террористов, при серьезной поддержке федеральных сил – "добро" им не дали. Преступное попустительство или большие деньги?
Полностью разрушенный Грозный федеральное правительство решило восстанавливать. Уже выделены первые восемь миллиардов рублей. В городе, где каждый день гремят взрывы, лучшего варианта для крупномасштабных хищений бюджетных средств придумать невозможно...
Эта война не нужна никому, кроме пары десятков лиц как с той, так и с другой стороны. Есть нефтяная труба, есть рабовладельческий бизнес, есть бизнес на оружии – что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость где–нибудь на Канарах? Колоссальные финансовые потоки, проходящие через Чечню, не существуют в качестве самостоятельного природного явления. Они не движутся сами по себе – их необходимо обслуживать, регулировать, направлять в нужное русло. Иначе они захиреют, иссякнут и перестанут оседать на счетах в иностранных банках.
Регулировать финансовые потоки в Чечне можно лишь одним простым и элегантным способом – войной. Стабильный регион никогда не переварит такого громадного количества средств, которые вливаются в Ичкерию из Москвы, Саудовской Аравии, Афганистана. В стабильном регионе существуют налоговые органы, суды и отработанная банковская система. На войне – лишь акты списания "на боевые". Ну о какой стабильности на Кавказе может идти речь в ближайшее время? Вероятнее всего, нам еще очень долго в выпусках новостей будут рассказывать, что "обстановка в Чеченской республике остается напряженной" (традиционное начало всех ежедневных суточных сводок пресс–центра группировки). Несмотря на убежденность Владимира Путина в том, что перелом в нашу пользу в войне давно наступил, он будет "наступать" как минимум еще несколько лет. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: беженцами, фугасами, зачистками и похоронками по всей стране.
Российские солдаты и милиционеры выполняют приказ. Честно, отважно, злобно и на хорошем кураже. Им уже и черт не брат, и Хаттаб не противник. Они стоят на чужой земле насмерть, до последнего. Мое им почтение и низкий поклон. А тем, кому война – мать родна, ничего не объяснишь и не докажешь. На Афганистан у нас ушли сотни миллионов долларов, на Чечню уходит не меньше. Какой процент от этих средств прилип к грязным рукам мародеров от политики и бизнеса, мы вряд ли когда–нибудь узнаем.
Впрочем, цена войны – человеческие жизни. Остальное – от лукавого.
Источник:
http://www.inguk.ru/
